Мы – русские! Суворов: Жизнь, слова и подвиги вели - Страница 28

Через некоторое время императрица призвала Суворова в свой кабинет, а князю Потемкину приказала стать в примыкающем к оному коридоре, в таком месте, где он весь разговор явственно мог слышать. Монархиня завела разговор с обыкновенной своей мудростью и требовала его советов в рассуждении тогдашних политических отношений Европы. Реки красноречия, основательные истины и тончайшая политика проистекли тогда из уст Суворова. Князь Потемкин, долго и с изумлением слушая, не вытерпел. «Ах, Александр Васильевич, – сказал он, входя в кабинет, – служа так долго с вами, я до сего времени не знал вас». Суворов заговорил вздор и немедленно ушел вон. Однако с того времени Потемкин возымел к Суворову отменное уважение.

* * *

Один храбрый и весьма достойный офицер нажил нескромностью своею много врагов в армии. Однажды Суворов призвал его к себе в кабинет и выразил ему сердечное сожаление, что он имеет одного сильного злодея, который ему много вредит.

Офицер начал спрашивать, не такой ли NN?

– Нет, – отвечал Суворов.

– Не такой ли граф Б.?

Суворов отвечал отрицательно. Наконец, как бы опасаясь, чтобы никто не подслушал, Суворов запер дверь на ключ и сказал ему тихонько: «Высунь язык!» И когда офицер это исполнил, Суворов таинственно ему сказал: «Вот твой враг!»

* * *

Однажды Суворов, разговаривая о самом себе, спросил всех, у него бывших: «Хотите ли меня знать? Я вам себя раскрою – меня хвалили цари, любили солдаты, друзья мне удивлялись, ненавистники меня поносили, при дворе надо мною смеялись. Я бывал при дворе, но не придворным, а Эзопом, Лафонтеном: шутками и звериным языком говорил правду, подобно шуту Балакиреву, который был при Петре Великом и благодетельствовал России, кривлялся я и корчился. Я пел петухом, пробуждал сонливых, угомонял буйных врагов отечества. Если бы я был Цезарь, то старался бы иметь всю благородную гордость его души, но всегда чуждался бы его пороков!»

* * *

Кто-то заметил при Суворове про одного русского вельможу, что он не умеет писать по-русски.

– Стыдно, – сказал Суворов, – но пусть он пишет по-французски, лишь бы думал по-русски.

* * *

При торжественном вступлении наших войск в Варшаву Суворов отдал такой приказ: «У генерала N взять позлащенную его карету, в которой въедет Суворов в город. Хозяину сидеть насупротив, смотреть вправо и молчать, ибо Суворов будет в размышлении». Надобно заметить, что хозяин кареты был большой говорун и отличался тщеславием, так что в походах его сопровождала карета.

* * *

Суворов любил все русское. «Горжусь, что я россиянин!» – нередко повторял он. Не нравилось ему, если кто тщательно старался подражать французам. Подобного франта он обыкновенно спрашивал: «Давно ли изволили получать письмо из Парижа от родных?»

Еще в бытность Суворова в Финляндии один возвратившийся из путешествия штаб-офицер привез из Парижа башмаки с красными каблуками и явился в них на бал. Суворов не отходил от него и любовался башмаками, сказав ему: «Пожалуй, пришли мне башмаки для образца вместе с вновь изданным в Париже военным сочинением Гюберта».

Чем, однако, этот штаб-офицер запастись не подумал и вынужден был, чтобы избежать насмешек Суворова, удалиться с бала.

* * *

Однажды какой-то иностранный генерал за обедом у Суворова без умолку восхвалял его, так что надоел и ему, и присутствующим. Подали прежалкий подгоревший пирог, от которого все отказались, только Суворов взял себе кусок. «Знаете ли, господа, – сказал он, – что ремесло льстеца не так легко. Лесть походит на этот пирог: надобно умеючи испечь, всем нужным начинить в меру, не пересолить и не перепечь. Люблю моего Мишку-повара: он худой льстец».

* * *

Когда императрица Екатерина II была в Херсоне, то ее сопровождал Суворов. Здесь неожиданно подошел к нему какой-то австрийский офицер без всяких знаков различия. Это был император Иосиф. Суворов говорил с ним, притворяясь, будто вовсе не знает, с кем говорит, и с улыбкою отвечал на вопрос его: «Знаете ли вы меня?» «Не смею сказать, что знаю, – и прибавил шепотом, – говорят, будто вы император Римский!» «Я доверчивее вас, – отвечал Иосиф, – и верю, что говорю с русским фельдмаршалом – как мне сказали».

* * *

Когда в Полтаве императрица Екатерина II, довольная маневрами войск, спросила Суворова: «Чем мне наградить вас?» – он ответил: «Ничего не надобно, матушка, давай тем, кто просит. Ведь у тебя таких попрошаек, чай, много?» Императрица настояла. «Если так, матушка, спаси и помилуй: прикажи отдать за квартиру моему хозяину, покою не дает, а заплатить нечем!» «А разве много?» – спросила Екатерина. «Много, матушка, – три рубля с полтиной!» – важно произнес Суворов. Впоследствии он, рассказывая об уплате за него долгов императрицею, прибавлял: «Промотался! Хорошо, что матушка за меня платила, а то бы беда…»

* * *

Встретившись в Киеве в 1787 году с французским полковником Ламетом, Суворов подошел к нему, уставил на него глаза и спросил отрывисто: «Кто вы? Какого звания? Как ваше имя?» Ламет так же поспешно ответил ему: «Француз, полковник, Александр Ламет». «Хорошо!» – сказал Суворов. Немного оскорбленный допросом Ламет так же быстро переспросил: «Кто вы? Какого звания? Как ваше имя?» «Русский, генерал, Суворов». «Хорошо!» – заключил Ламет. Затем они оба расхохотались и расстались приятелями.

* * *

Как-то Суворов был во дворце. К нему подошел один из не очень искусных генералов, который считал себя знатоком военного дела, и спросил: «Александр Васильевич, о вас говорят, что вы не знаете тактики». «Так – отвечал Суворов, – я не знаю тактики, но тактика меня знает. А вы не знаете ни тактики, ни практики».